|
|
Слушая «голоса» воины
Война, особенно в первые её дни, казалась нам, школьникам, и далёкой, и недолгой. Были уверены, что она скоро закончится. Да иначе и быть не могло. Во весь голос мы распевали тогда песню, в которой главными были слова о том, что если враг на нашу страну нападёт, он будет разбит на его же земле. Иначе быть не могло.
Но вот шли неделя за неделей, а всё получалось не так, как мы пели. Немецкие войска подошли уже к Донбассу, а наша Ростовская область совсем рядом. Папа ушёл на фронт, но вскоре его отозвали: в тылу нужны специалисты угольной промышленности.
Спокойная обстановка длилась у нас недолго, пока немцы не прорвали фронт на Украине и не двинулись на восток.
В это время я узнала, что комсомол обратился к девушкам идти служить в военно-морском флоте. Мне сразу отказали — ещё нет 18 лет, да и худенькая, слабая, а там, сказал военный комиссар, надо будет канаты таскать. Но канатами меня не запугали, я всё же настояла на своём. Взяли. Вместе со всеми забралась в эшелон.
Родители по распоряжению городского комитета партии вместе с семьями других руководителей на крестьянской повозке направились в сторону Сталинграда. Но это уже другая трагическая история.
Эшелон наш девчачий прибыл в Анапу. Через день, познакомившись в дороге, уже не узнавали друг друга, потому что всех нас переодели в матросскую форму. Правда, вместо брюк выдали юбки. В те годы женщинам было неприлично ходить в брюках. А в остальном все мы стали настоящими моряками, снова стали узнавать друг друга. Многие из нас впервые увидели море. Где-то война, а здесь яркое солнце, жарко. Мы ещё не догадывались, что скоро и нас война догонит.
В Анапе только что разместилась Севастопольская школа связи учебного отряда Черноморского флота. Там, в Севастополе, идут сейчас тяжёлые бои, и школе там нет места. Здесь, в Анапе, нас хотят обучить специальности радистов. Дали послушать, как пищит морзянка. Некоторые оказались неспособны запомнить показанные нам знаки. Их будут обучать другим специальностям. Флоту нужны разные специалисты.
А вот и война, на которую мы так торопливо собирались. Немецкие войска заняли наш Ростов и двинулись на Кубань. Нашу школу, спешно собрав аппаратуру, построили в походную колонну и направили по приморскому шоссе в сторону Новороссийска.
Прошли этот город, впереди Геленджик. Ноги уже не идут, но добрались до порта. Лучше бы сюда не приходить — на порт налетели немецкие самолёты. Мы укрыться не успели — бомба рванула рядом. В результате — тяжёлая контузия, которая на всю жизнь сделала меня инвалидом. Можно было, конечно, отказаться от изучения морзянки, освоить другую специальность. Я, наоборот, скрыла от командования последствия этой контузии.
Когда самолёты улетели, санитар и девочки вытащили меня, стали бинтовать голову, останавливать кровотечение. В порту нас ждал боевой корабль. Перенесли меня туда, положили на палубу под стоявшую шлюпку, прикрыв от ветра. Сидят рядом девочки, плачут. Надо привыкать к войне, на которую мы так настойчиво рвались.
Корабль идёт быстро, но немецкие самолёты то появляются вблизи, то уходят. Корабль всё время меняет курс. Лежим под шлюпкой, но от бомбы, если она рванёт рядом, это не укрытие. Ночью пришли в порт Поти. Здесь нас уже ждут, здесь будет наша школа.
Полгода шла учёба с утра до вечера. Морзянке нас научили, но мы не предполагали, какие трудности нас ждут впереди. Нашу группу для дальнейшего прохождения службы направили в разведотдел фронта. Радоваться бы и гордиться, но мы не предполагали, что нас ждёт впереди. Оказалось, что азбуку Морзе нам надо учить заново. В школе нас учили принимать радиограммы и писать текст буквами русского алфавита, а здесь, в разведке, делать это надо буквами латинского шрифта, ведь немцы по-русски писать не будут. Как переучить руку, которая с первого класса школы привыкла писать по-русски?
Научили. В воинской части быстро научат тому, что необходимо.
И вот пришло время заступить на вахту. Рядом сидит радист, который служит в разведке уже не первый год. К ручкам приёмника прикасаться мне пока нельзя. Это делает радист. Что-то пищит в моих наушниках. Это, говорит радист, немецкий аэродром, и называет его. Как это он узнаёт, думаю. А потом, ещё повернув ручку приёмника, называет другие станции противника — это румынская военно-морская база, это немецкая станция в Симферополе. Всё больше понимаю, что мне в этом никогда не разобраться.
А радист сидит рядом и всё пишет, пишет. Он следит за работой одной или двух радиостанций. Остальные, что пищат в наушниках, его не интересуют — их сообщения принимают другие.
Всё больше убеждаюсь, мне никогда не научиться так легко и свободно делать то, чему нас так долго учили. А тут ещё писать надо не нашими буквами.
Так проходят день за днём, а потом и год за годом. И уже смешной кажется растерянность первых дней. Мы наконец-то научились слушать голос войны, раскрывать оперативные планы и замыслы противника. Начинаем понимать, что это наш вклад в будущую Победу.
Впереди снова Новороссийск, освобождённый от немцев. Перед нами стоит новая задача — обеспечить высадку наших десантов на крымскую землю. Два года назад немцам удалось полностью овладеть Крымом, захватить нашу главную военно-морскую базу на Чёрном море — Севастополь.
У нас возникла ещё одна проблема, разрешить которую, как мы не бьёмся, не можем. В Чёрном море появились немецкие подводные лодки. Должна же у них быть радиосвязь. Как её найти? Но надо понять их систему связи. Наконец-то нашли зацепку. Подводная лодка выходила в эфир на 15-20 минут. За это время нужно было услышать этот сигнал и с помощью пеленгаторов установить её место в море.
В то время радиолокаторов у нас не было. А как важно было заранее знать, когда появятся у наших берегов немецкие самолёты. Помогла физика, её эффект Доплера. Дело в том, что если радист самолёта при взлёте с аэродрома будет передавать радиограмму, тональность сигнала его передатчика будет изменяться — звук будет то выше, то ниже. По нашим сообщениям на перехват немцев, которые поднимались с крымских и кавказских аэродромов, отправлялись наши истребители.
Ещё два года назад, когда я впервые села на вахту, о таких хитростях и премудростях я и понятия не имела.
Наступил май 1944-го. Мне выпало счастье в составе передовой группы участвовать в штурме Севастополя. Бои были тяжёлыми. Отступать немцам было некуда. Они использовали все укреплённые районы, построенные нами ещё два года назад, когда мы 250 дней отражали атаки немцев. И вот сейчас они должны понимать, что наступило время расплаты. В историю вошёл самый тяжёлый бой — штурм Сапун-горы, во время которого погибло много наших солдат. По дорогам, когда мы продвигались по городу, поразило огромное количество трупов солдат и, как ни странно, лошадей.
В тот день, когда был освобождён Севастополь, мне исполнилось 20 лет. Впереди был ещё год войны, год до Победы.
Нонна Ивановна
ЗЕНКОВА,
участница Великой
Отечественной войны
Военные годы. 1941—1945
22 июня 1941 года. Теплый солнечный день. Безоблачное небо. Ничто не предвещало беды. И вот по московскому радио объявили о вероломном нападении фашистской Германии на нашу страну. Война.
Мы, подростки, только что окончившие 8 классов, понимали, что закончилась наша беспечная юность. Каждый день начинался теперь сводкой Совинформбюро. Вести с фронта были тревожными. Вскоре после начала войны многих призвали в действующую армию. Ушли на фронт отец, редактор районной газеты, тетя, работавшая в райкоме комсомола. Мама перешла работать в госпиталь.
В колхозе не хватало рабочих рук, и уже летом 1941 года мы организовали школьную бригаду. Под «командованием» старого деда закончили сенокос. В 9-м классе у нас появились новые ученики и учителя — эвакуированные из-под Ленинграда, Москвы, с Украины. В 10-м классе мальчиков призвали в армию. Девушки, немного постарше нас, уходили добровольцами на фронт.
Осенью 1942 года наметился перелом в ходе Великой Отечественной войны, а в августе 1943-го весь мир узнал о разгроме фашистских войск под Сталинградом. Несмотря на тяжелое военное время, правительство думало о будущем страны. Университеты и институты продолжали подготовку специалистов.
В 1943 году я окончила десятилетку, и передо мной встал вопрос — где учиться дальше. Студенты геолого-географического факультета Пермского университета, приезжавшие к нам на практику, рассказывали, как интересно учиться и как нужны стране специалисты — геологи и географы, и я решила поехать в Пермь. И вот он, город Пермь. Улица Ленина с потемневшими деревянными домами, непроходимое болото вдоль насыпи около Перми II. Я представляла университет высоким светлым зданием, храмом науки...
Жили студенты в бараках — плохо отапливаемых одноэтажных деревянных постройках. В комнатах стояли маленькие кирпичные печурки, которые дымили. Топливо доставали сами разными способами. Спали иногда в пальто, зато утром можно было вскакивать по звонку и бежать на лекции, не надо было одеваться и есть — пайку хлеба, полученную по карточке, съедали накануне. На I курсе в нашей группе было 37 девушек.
Занимались всегда полный день, по 4 пары. Кроме основной программы изучали военное дело, знакомились с разными видами оружия. В войне уже наступил перелом, но мы понимали, что для окончательной победы потребуются большие людские ресурсы, и были готовы к этому. Занятия вели вернувшиеся с фронта преподаватели; среди них были П. Д. Пачгин, будущий ректор Ф. С. Горовой. Больше всего нам нравились лабораторные занятия по физике, а также по химии в бывшем химкорпусе. Когда мы жаловались, что опыт не получается — от холода не слушаются руки, — доцент Плешков шутил: «Студент всегда недоволен, и в холод, и в жару». Холод нас преследовал везде: в общежитии, в корпусах. Занимались в пальто, чернила в стеклянных чернильницах отогревали в руках.
Любили математику, хотя и не всё понимали. На первой паре ждали момента, когда в полутемную аудиторию влетала уже немолодая преподаватель Лубна-Герцыг, эвакуированная из Москвы, в длинной широкой юбке, больших ботинках, и начинала нас допрашивать — где староста. Появлялась староста с электрической лампочкой, ее ввинчивали (лампочку староста получала в главном корпусе в обмен на студенческий билет). Зажигался свет, начиналась лекция.
С увлечением определяли минералы. Минералогию читал В. К. Воскресенский, предельно ясно, отмечая даже точки и запятые в конспекте. Общую геологию и геокартирование вел доцент В. А. Апродов, строгий, подтянутый, впоследствии автор учебника по геологическому картированию и монографии «Вулканы». Много и хорошо рисовал на доске. У геологов кумиром был профессор Г. А. Максимович, с его меткими определениями, сравнениями, характеристиками, незаметно вовлекавший студентов в сферу своих научных интересов. В эти годы на факультете появился профессор П. Н. Чирвинский, выдающийся ученый, минералог и петрограф, воплотивший в себе наше представление об ученом-энциклопедисте. «Грозой» студентов был профессор Н. П. Герасимов. Подчиняясь его воле, студенты самоотверженно, до позднего вечера, работали в музее исторической геологии; но он умел и вовремя помочь нуждающимся. Преподаватели запомнились нам как принципиальные, честные, целиком посвятившие себя науке и делу обучения студентов специалисты. Мы с любопытством следили за их выступлениями и дискуссиями на научных студенческих конференциях, на которых всегда было многолюдно.
1944 год был годом решающих побед советских вооруженных сил. Но война еще продолжалась. Учебная программа факультета военных лет включала курсы медсестер. Лекции нам читали известные хирурги, терапевты, фармакологи из мединститута. Свободного времени у нас почти не было. Часто принимали участие в расчистке от снега трамвайных и железнодорожных путей, выполняли ночные работы в качестве грузчиков в порту, занимались заготовкой дров для города и т. д. В свободные минуты бегали с Заимки в кинотеатр «Художественный», участвовали в кроссах, ходили на концерты художественной самодеятельности — в университете был сильный драматический кружок. Слушали радио, писали письма на фронт.
Не все поступившие на I курс выдержали испытания — холод, недоедание... От первоначального состава нас осталось трое; я перешла на геологическое отделение. На старших курсах наша группа пополнилась фронтовиками.
И вот он, день 9 мая 1945 года! Мы знали, что, хотя впереди еще много трудностей, еще кровоточат раны и еще долго матери будут оплакивать своих сыновей, наступил МИР, и начинается новая жизнь...
К. А. Горбунова
|
|
| |
|
